Любовница Леонарда[СИ] - Виктор Песиголовец

— Не батрачить, а исполнять обязанности хозяйки! — хмуро изрек отец. — А тебе лучше бы уехать в Полтаву, к бабке Настасье, да подготовиться к учебе. Все равно ведь двум хозяйкам в этом доме не бывать. Останется одна! И я свой выбор сделал…

Девушка на эти слова ничего не ответила. Молча постояла возле мойки и направилась в прихожую. Уже оттуда бросила:

— Еда на плите! В двух кастрюлях.

О том, что Павло купил дорогой автомобиль и будет оформлять на него дарственную Сысоевой, Архелия узнала в магазине от бабы Симы Воропайши.

— Так что там твой родитель, совсем с ума сбрендил? — спросила она, щуря подслеповатые глазенки. — Уже начал свое добро проституткам раздаривать?

— О чем вы, бабулька? — не поняла Архелия.

— А ты чего, не в курсе, что ли? — Воропайша достала из кармана своей старой-престарой плюшки застиранный носовой платочек, вытерла им слюнявый беззубый рот и просветила: — Часа полтора назад твой папаня пригнал из Полтавы новехонькую машину. Длинная такая, красная! Она сейчас стоит возле конторы.

— А почему вы думаете, что батька ее для Сысоевой купил? — кисло усмехнувшись, спросила девушка. — Может, для самого себя? Он ведь недавно продал свою старенькую "Ауди" и остался без автомобиля.

— Да только что в магазине была Манька — Райкина матушка, — пояснила баба Сима. — Хвасталась тут, говорила, что теперь ее дочка будет как настоящая краля — вся в золоте и на колесах. Сказала, что завтра Павло едет с Райкой в район, чтобы оформить дарственную на машину.

Это известие больно ранило Архелию. Не то, чтобы ей было жалко денег, просто поражала батькина безрассудная щедрость. Еще даже не расписались с Сысоевой, а он швыряется сумасшедшими суммами, делает такие царские подарки. Вне всякого сомнения, это она подбила отца купить ей легковушку. Что же эта сволочь начнет требовать, когда станет его законной супругой?

— Неужели это все правда? — машинально проговорила девушка, нервно теребя бегунок молнии на своей джинсовой курточке.

Воропайша возмущенно сплеснула руками:

— Да я что, по-твоему, брехуха? И ткнула скрюченным пальцем на курносую продавщицу, молча взиравшую на них из-за прилавка. — Тонька, а ну, поведай этой неверующей, что тут Манька сейчас болтала!

— Да то и болтала, что ее Райка теперь первая мадам в Талашковке! — отозвалась продавщица тоненьким голосочком, никак не вязавшимся с ее заплывшей жиром физиономией.

— Ты, Тонька, все расскажи! — бабка потянула Архелию за рукав к прилавку.

Продавщица ухмыльнулась, сверкнув золотым зубом, и пропищала:

— Манька говорила, что самый богатый фермер в округе Павло Гурский будет теперь ее зятем, и Райка станет кататься, как сыр в масле! Она уже решила купить себе кирпичный дом покойной Дуняши Заблоцкой, который второй год стоит с заколоченными ставнями, и переделать его на забегаловку. А в летней кухне планирует открыть скобяную лавку. Вроде как Павло уже дал Дуняшиной дочке задаток за дом.

Купив пачку соли, бутылку уксуса и две селедки, за которыми, собственно, и приходила в магазин, девушка в расстроенных чувствах вышла на улицу. Ноги понесли ее домой не напрямик, а в обход, через две улицы, мимо отцовой конторы.

Натертая до блеска красная машина действительно стояла возле беседки, обсаженной кустиками роз, — аккурат напротив окна батькиного кабинета. На капоте автомобиля красовалась эмблема с вздыбившимся львом — иномарка! Интересно, сколько же она стоит?

К обеду на улице совсем распогодилось, легкий южный ветерок разогнал сизые облака, и выглянуло солнышко. Архелия тут же вытащила во двор паласы и ковровые дорожки, развесила их на натянутые от палисадника до гаража оцинкованные провода, служившие вместо бельевых веревок, и принялась выбивать. Управившись с этим, навела порядок на большой клумбе, расположенной за калиткой у двора, — удалила засохшие сорняки и цветы, грабельками выгребла опавшие листья и поправила покосившуюся оградку. Хотела еще немного разрыхлить землю, но не успела — под ворота подкатила красная иномарка.

Отец был один. Не глядя на дочь, он зашел во двор, пересек его и направился в гараж. Вынес оттуда большой деревянный ящик, в котором хранились гаечные ключи, пассатижи и отвертки, бросил возле веранды. Затем открыл обе створки ворот, сел в машину и заехал во двор. Вылез, с озабоченным видом походил вокруг нее, постучал носком ботинок по колесам и, открыв багажник, достал домкрат.

Девушка тяжело вздохнула и, не проронив ни слова, поспешила в дом.

Когда минут через десять вышла, левая передняя часть иномарки была приподнята на домкрате, а Павло лежал под ней, подстелив под себя старую фуфайку, которую отыскал, наверно, в гараже. Интересно, что могло случиться с новехонькой легковушкой? Или отец, бывший автомеханик сельхозпредприятия, просто решил что-то проверить, как говорится, так, на всякий случай?

Проходя мимо красного чуда со львом на рыле, Архелия услышала какой-то непонятный, едва уловимый скрежет. При этом ей показалось, что автомобиль качнулся. Она приостановилась, мельком взглянула на висящее в воздухе колесо, потом — на крыло и хотела идти дальше. Но вдруг обратила внимание на хлипкий домкрат, и застыла: он сильно накренился и мог в любой момент завалиться набок! Судя по всему, это случилось оттого, что подъемник одной лапой опирался о бетонную дорожку, а другой стоял на рыхлой после вчерашнего дождя земле.

— Батька, вылезай! — закричала девушка. — Быстрее вылезай!

Тот не спеша выбрался на свет, приподнялся на локоть и вопросительно взглянул на дочь:

— Чего орешь, как бешенная?

И в этот момент домкрат выпрыснул из-под днища, машина тяжело ухнула на все четыре колеса и закачалась на амортизаторах.

— Вот, черт! — выругался Павло. И напустился на Архелию: — А ты чего встала, глаза вылупила! Иди скотину покорми, вон, ревет от голода на все село!

У девушки от жгучей обиды задрожали губы.

— Батька, ну, что же ты… что же ты… такой… — только и смогла вымолвить она и, в отчаянии махнув рукой, побежала в хлев к Березке. И там уже дала волю слезам.

Немного успокоившись, подоила корову, подложила ей в ясли душистого сена и с бидончиком молока вернулась во двор. Павло уже занес ящик с инструментами обратно в гараж и куском старой простыни протирал лобовое стекло легковушки.

— Обедать будешь? — спросила Архелия, остановившись рядом.

— Нет! — коротко бросил отец, продолжая орудовать тряпкой.

— Ты не голоден?

— Мы поели с Раиской в столовке.

— Понятно…

Через минуту он уехал.

Уже начинало смеркаться, когда во двор Гурских заглянула Марфуша и окликнула Архелию, которая как раз закончила выгребать опавшие листья в палисаднике и гадала, что с ними делать — погрузить в тачку и отвезти в лесополосу или вывалить в навозную яму, пусть перепревают.

— Проходила мимо и вот решила забежать на минутку, чтобы кое-что рассказать тебе о батьке, — на лице почтальонши блуждала кривая ухмылка. — Ты ж, видать, еще не в курсе…

— Что-то случилось? — заволновалась девушка, бросив на землю вилы.

— Часа полтора назад возле дома Маньки Сысоевой бойня была! — сообщила Марфуша, округлив глаза. — А получилось вот что. К Райке после обеда явился Микола Панасюк, ну, бывший ее муж, то ли второй, то ли третий, я уж точно и не знаю. Прикатил пьяненький на мопеде из Грушевки, он теперь там обитает, при нем бутылка водки, а может, и не одна, кусок колбасы, конфеты. Райка стала прогонять Миколу. А он ни в какую! "Никуда, — кричит, — я отсюда не пойду, потому что люблю тебя и хочу с тобой сойтись жить обратно". Она и добром просила, и милицией пугала, и в шею выталкивала. А он уперся, как бык, и со двора ни ногой. Вдруг к дому подъезжает красная машина, из нее вылетает разъяренный Павло, видно, ему кто-то донес, что к его… кхе-кхе… невесте бывший хахаль явился. И сразу давай кулаками махать. Батька-то твой, конечно, поздоровей будет, куда там тому чахоточному Панасюку, но не сразу управился. Да и сам получил на орехи, говорят, Микола Павлу глаз подбил и щеку ногтями распанахал…

— Боже мой! — воскликнула изумленная Архелия и, прикрыв глаза, осуждающе покачала головой: — Неужели батька не постеснялся прилюдно затеять драку из-за…

— Вот-вот! — подхватила почтальонша. — Было бы хоть за кого драться! А то полез с кулаками к хлопцу из-за какой-то шалавы, прости Господи!

— И где он сейчас? — со вздохом спросила девушка.

— Кто, Панасюк? Уехал! — махнула рукой Марфуша. — Куртка, правда, на нем изодрана и лицо в крови, но так как будто ничего…

— Да не Панасюк! Батька где? — Архелия отерла ладонью испарину на высоком лбу и плотнее запахнула куртку — вспотевшую от интенсивной работы спину начинал щекотать холодок.